Роскошно...

Оригинал взят у syndyfrella в pressure point | Sherlock BBC

Хороший такой фанвид, берем.

Несколько слов перед трапом...

“Sherlock and Watson are best friends, certainly. They’re also chaste boyfriends, as well as a captain and his first mate. Mostly, though, they’re a god and a mortal, mutually besotted — the most impossible love affair of all. "
— Emily Nussbaum, The New Yorker

Не прощай меня... Никогда.
Я могу предать тебя снова.
Уходи, не сказав ни слова,
В обречённое - никуда...
Мы обязаны будем жить,

Спотыкаясь на каждом круге,
И позволить собакам выть
На безлунную тень разлуки.
Проклиная капкан колец,
Подчиниться законной власти,
Торопясь отскрести с сердец
Накипь чистой, безумной страсти...
Не прощай меня... Не спеши.
Мы и так с тобой разминулись,
Подозрительным взглядам улиц
Доверяя тепло души.
Хлещет яростных снов поток,
Где под звёздами роковыми
Полушепотом, между строк,
Неуклюже скрывая имя...
Мы стараемся соскользнуть
В бездну быта, но параллельно
Изнутри обжигает грудь
Невозможность - дышать раздельно!
Не прощай меня... В том пути
Давит небо сырою ватой.
Если мне суждено уйти,
Так хоть в чём-нибудь виноватым.
Напридумай себе обид,
А причины найдутся сотни...

Не прощай... Пусть меня простит


Тот, кто дал мне тебя и... отнял.


Андрей Белянин




Оригинал взят у tec_tecky в A captain and his first mate

“Sherlock and Watson are best friends, certainly. They’re also chaste boyfriends, as well as a captain and his first mate. Mostly, though, they’re a god and a mortal, mutually besotted — the most impossible love affair of all. When viewers “read” this relationship (and Sherlock’s relationship with his other intra-show fans, who include the morgue employee, Molly, and Lestrade, the admiring police inspector), it’s similar to the way Sherlock “reads” a crime scene: intuiting clues that “normals” might dismiss. And, of course, Watson is implicitly a writer of Sherlock Holmes fan fiction. In Conan Doyle’s books, he keeps notes of their adventures, which he publishes in magazines. On the television show, naturally, it’s a blog.”

— Emily Nussbaum, The New Yorker


"Это всегда аллегория влюб­ленности души в Бога и что только такая любовь смеет обладать всеми пере­численными качествами — начиная с непоправимости".

О развитии этого смысла в литературе и философии.

И также весьма важный для понимания как реальности так и аллегории происходящего текст.

А также слова сэра Артура Конан Дойла:

Наконец, я должен сказать, что не верю в то, будто Божественное Послание человеческой расе было раз и навсегда передано две тысячи лет назад, но считаю, что каждое произведение в прозе или стихах, при условии, что оно содержит в себе нечто полезное для индивидуальной души, является в определенном смысле посланием Мира Иного - посланием, которое растет и развивается, как то и положено всему живому.
Свои размышления на эту тему мне бы хотелось завершить словами поэта, созвучными с тем, что было сказано выше: "Все системы и школы нашей мысли преходящи: оне приходят в свой день и затем исчезают. Но все оне суть искры, вспыхивающие от света Твоего, ибо Ты, Господь, ярче их всех".

(С)

и

YoruSw
сцена у трапа.

сцена рассматривается, в основном, в контексте Джона, так как с пониманием Шерлока вопросов ни у кого не возникает. чего не скажешь о докторе.
без лишних предисловий, максимально упрощённо.

подъезжает машина. выходят Мэри и Джон. женщина подходит к Шерлоку и обнимает его. на втором плане Джон: он не смотри на них, глаза опущены. смотрим на руки: правая в кулак, пальцы левой поглаживают ладонь. движение бессознательное, неконтролируемое. это адаптор - жест самоуспокоения. можно прочесть целую лекцию о том, что это родом из детства, адаптированное под взрослого и т.д. но кому будет интересно - сам найдёт информацию. кто знает, поймёт и без объяснений.

Джон встречается взглядом с Шерлоком. сухой кивок. дальше взгляд опущен. он не просто не смотрит в глаза Шерлоку, он не смотрит даже в лицо.



всё, что позволяет себе Джон - это быстрый, очень быстрый взгляд на Шерлока, когда тот поворачивается к Майкрофту.

остаются одни. относительно одни.
Джон смотрит на Шерлока. в глаза. и растягивает губы в улыбке. именно растягивает. это не назовёшь улыбкой в полной мере. да и потом, но об это действительно потом.

снова кивок, и снова взгляд куда угодно, но не на Шерлока. есть такое выражение *не находить себе место*. от чего? от волнения. от тревоги. от тоски. да мало ли от чего. но именно это выржаение, если совсем уж упрощённо объясняет поведение Джона.





Джон постоянно отворачивается от Шерлока. зачем? AUs 1+4.
что за хрень?



эта хрень называется печальные брови. самый явный признак того, что человек испытывает пачаль. да, они могут быть разговорным регулятором, но такое встречается редко, т.к. не все могут сделать это движение произвольно (по своему желанию). (с) а у нас не актёры, у нас военный врач. обычный прямолинейный Джон Уотсон.


кстати, на этом скрине ещё и жалкая улыбка наличествует. есть такое понятие. это когда человек испытвает отрицательные эмоции, например, печаль, а всё равно лыбу давить пытается. получается у него, как вы видите, довольно скверно. и такой вот улыбочки за весь разговор, лично мной насчитано аж три раза. это только те, что абсолютно явные и видны с первого взгляда.



то есть, что происходит:
Джон не хочет, чтобы Шерлок заметил такое его состояние, вот и воротит личико. это раз
доктор просто собирает себя. ищет за что бы зацепиться, чтобы удержать себя. потому что не уверен в том, что если он будет смотреть на Шерлока, сможет сдержаться. это два.

а Шерлок старательно отвлекает Джона от его печали. и от главного вопроса. но доктор упорно допытывается до самого важного. без лишних слов. только главное. односложно и старательно сдержанно. нет, а если серьёзно, кто-нибудь вообще заметил как мало старается говорить Джон? и что происходит с его голосом, если он говорит больше двух-трёх слов? он делает паузы, а зачем? и почему под конец длинного предложения про дочь его почти не слышно? и свой главный вопрос он задаёт не глядя на Шерлока: опустив голову, нервно переступая с ноги на ногу. а потом уже не отрывает взгляда, пока не слышит обычное *кто знает*

Джон: Так что с тобой будет? Куда тебя отправляют?
Шерлок: На какое-то задание в Восточную Европу.
Джон: Надолго?
Шерлок: На полгода. Брат так полагает. А он не ошибается.
Джон: А что потом?
Шерлок: Кто знает?..

ну да. тут и говорить не нужно, что Шерлок врёт. характерное движение бровями вверх + несимметричное пожатие плечами + поджимание губ - только этого достаточно, чтобы сделать вывод, что Шерлок не говорит всего, что знает. да, даже с поправкой на ситуацию, состояние и просто тот факт, что это фильм, это всё равно будет так.

камера на Джона и по его реакции тоже не сложно догадаться, что он понял, что всё не так радужно, как может показаться.











кстати, в отличие от большинства, Шерлок видит состояние Джона.





Шерлок видит всё, что в эти секунды происходит с Джоном. видит его печаль, и его гнев, направленный на кого угодно, но не на Шерлока. видит и его сосредоточенность: доктор на ходу просчитывает варианты, что сделать, чтобы всё изменить. его мимика говорит об этом лучше любых слов.






Шерлок не может этого позволить. поэтому он и начинает именно так

*Джон, я должен кое-что сказать. Давно хотел, и никак не получалось. Я не уверен, что мы еще увидимся, так что, пожалуй, все-таки скажу.*

Шерлок абсолютно точно знает, что сказать, чтобы получить собранного, готового ко всему Джона Уотсона.



а потом ошарашивает совсем уж нехарактерным

*Шерлок - это женское имя.*







и, казалось бы, Джон расслабляется, смеётся. смеётся.. интересно, а почему никто не заметил, что здесь уже Джон еле сдерживает слёзы? неужели не видно?







а Шерлок видит. и протягивает руку.
вот мы и добрались до бесчеловечного прощания. просто рукопожатие.
ну что же ты, Джон? как ты мог, только пожать руки? Шерли чуть не плакал, а ты только и мог, что пожать руку, скотина бесчувственная. ты не Джон! ты хрен знает что!

а теперь смотрим. вообще сильнейшая сцена, отыгранная на всех уровнях. но мы пройдём только по верхам.









не понятно? объясняю.

Джон смотрит на Шерлока. собирается с мыслями или просто - уже не важно. акцент на другое.
Шерлок протягивает руку. ШЕРЛОК ПРОТЯГИВАЕТ РУКУ. не Джон. Шерлок. реакция Джона что вообще может быть более явным?

не это собирался сделать Джон. не так он хотел попрощаться. и его реакция - лучшее доказательство.
он тянулся к Шерлоку, а когда тот протягивает руку - Джон отшатывается от него. понимаете? пересмотрите. Джон ошарашен, не этого он ждал. сколько раз Уотсон перевёл взгляд с руки на Шерлока, осмысливая?
дальше. рука, сначала расслабленная, всего через секунду сжимается в кулак. Джон опускает голову, поднимает и смотрит на Шерлока. и принимает решение. протягивает руку. а знаете почему? потому что так нужно. для Шерлока так было нужно. потому что, как вы выражаетесь, он там чуть не рыдает. да, у него глаза на мокром месте. Шерлок сдерживается из последних сил. и что бы сделал Джон любым другим, более тёплым прощанием? сломал бы эту плотину. и кому было бы лучше? сволочь ты, Джон. так некрасиво с Шерлоком поступил. как и Шерлок с Джоном. потому что Холмс это сделал для своего друга. чтобы не сломать плотину Джона.
короче, козлы оба.
ах, да. а Джон вдвойне козёл, что отказался называть ребёнка в честь Шерлока. или втройне. или вообще в 120 степени. есть такая? а то я плохо разбираюсь в математике. а хорош бы он был, если бы согласился, не ну а чо? и срать на то, что это значило бы то, что Джон СОГЛАСЕН с тем, что они прощаются навсегда.
когда Шерлок умер, когда он УМЕР, Джон просил его о чуде. и получил это чёртово чудо. так с какой сраной стати Джон перестанет верить в Шерлока, когда тот жив? ай. к чертям. зачем объяснять то, что и без того понятно?

и ещё. всего три момента.

и ни один из них не нуждается в комментариях

раз.






два.


три.
Мэри: Тогда как он (Джим) мог вернуться?
Джон: Ну, раз вернулся, то пусть оденется потеплее. Грядет восточный ветер.

Я видела. Я помню.

Его. Таким.
Он был самым добрым.

Прослушать или скачать Рустем якупов Душа бесплатно на Простоплеер



20.01.2014 на 75-м году жизни покинул этот мир 75-й Криве-Кривайтис Яуниус (Йонас Тринкунас).

Тойво подошел и стал их рассматривать. Это были детские рисунки.
Акварельки. Гуашь. Стило. Маленькие домики и рядом большие девочки, которым сосны по колено. Собаки (или голованы?). Слон. Тахорг. Какое-то космическое сооружение - то ли фантастический звездолет, то ли ангар... Тойво вздохнул и вернулся на диван. Я пристально следил за ним.
У него были слезы на глазах. Он уже не думал больше о проигранном бое.
Там, за дверью, умирал Горбовский - умирала эпоха, умирала живая легенда. Звездолетчик. Десантник. Открыватель цивилизаций. Создатель Большого КОМКОНа. Член Всемирного совета. Дедушка Горбовский... Прежде всего - дедушка Горбовский. Именно - дедушка Горбовский. Он был как из сказки: всегда добр и поэтому всегда прав. Такая была его эпоха, что доброта всегда побеждала. "Из всех возможных решений выбирай самое доброе". Не самое обещающее, не самое рациональное, не самое прогрессивное и, уж конечно, не самое эффективное - самое доброе! Он никогда не произносил этих слов, и он очень ехидно прохаживался насчет тех своих биографов, которые приписывали ему эти слова, и он наверняка никогда не думал этими словами, однако вся суть его жизни - именно в этих словах. И конечно же, слова эти - не рецепт, не каждому дано быть добрым, это такой же талант, как музыкальный слух или ясновидение, только еще более редкий.
И плакать хотелось, потому что умирал самый добрый из людей.
И на камне будет высечено: "Он был самый добрый"...

Братья Стругацкие.  Волны гасят ветер

Оригинал взят у anton_platov в Позавчера ушел Йонас Тринкунаc

…Не самое радостное занятие – писать некрологи.
Тем не менее, я не могу – права не имею – не говорить сейчас о Йонасе.
По трем причинам.

Во-первых, я не знаю другого деятеля языческого Возрождения, который сумел бы за свою жизнь сделать в этой области так много и добиться столь значимых результатов, как он.
Я сейчас с трудом представляю себе языческую Европу без Йонаса.
Это у меня пройдет, разумеется. Северная Традиция переживет потерю еще одного лидера (сколько их было, этих потерь, в нашей истории?..) Но сейчас я думаю о том, какой будет языческая Европа теперь…

Во-вторых, и я сам, и наш Дом в целом очень многим обязаны Йонасу и его супруге, Инии. В отношении естественного восприятия сакральной Традиции, прежде всего, но – и во многом другом.

В-третьих, мы общаемся … черт, уже – общались … с Йонасом (и с «Ромувой») полтора десятилетия. Мы гостили у него в Вильнюсе; мы приглашали и принимали его и его людей у нас в России… В моих архивах лежит немалое количество фотографий, текстов выступлений и т.д., которые никогда и нигде не были опубликованы.
Полагаю, я не вправе владеть этим архивом один. Кое-что я выложу ниже, под катом.
Я предпочел бы иметь иной повод для публикации этих материалов, но…

Собственно, дальше все пойдет под катом – это далеко не всем нужно.

( Read more... )

Целую ноги матушки Инеи.

Прослушать или скачать Последняя поэма бесплатно на Простоплеер

Если бы у меня был ребёнок, примерно так я бы ему и рассказала...

Только ещё где-то вставила бы про эвакоэшелоны, про плач, ужас и яростный гнев людей, принимавших из этих эшелонов невесомые трупики детей, вывезенных из Блокады, но, увы, не спасённых. И о редкой, драгоценной радости, когда хоть кого-то удавалось чудом спасти. И о нестерпимой жажде вражеской крови, которая переполняла людей, когда маленький ленинградец, очнувшись, спрашивал:"Мама... где моя мама?" - и людям нечего было ему ответить.
Полагаю, так мой ребёнок узнал бы истинный смысл слова "ненависть".

Прослушать или скачать Баллада о ненависти бесплатно на Простоплеер

Оригинал взят у talykova в детям о Блокаде

Катя моя, Катерина. Ты уже спишь. А мне ведь надо кое-что тебе рассказать.

Ты помнишь, в какой стране мы живем? Она называется Россия. В ней есть наш город, Москва, и много других городов, маленьких и больших. Ты уже была в нескольких из них и наверняка когда-нибудь побываешь в других. Или во всех-всех-всех. Везде у нас есть друзья и родные люди.

К северу от Москвы, возле холодного Балтийского моря стоит другой большой город. В нем много людей, и зданий, и рек, и парков, и мостов, и каналов, и всего-всего. Он очень красивый. Когда ты подрастешь, я обязательно тебе его покажу. Когда-то этот город назывался Ленинград, а жители его были ленинградцы. Сейчас он называется по-другому, но это неважно. И страна наша тогда называлась по-другому, но она была такая же наша, как и теперь.

Когда это было? Давно, очень давно, тогда еще не родились твои бабушки и дедушки. А вот их мамы и папы уже были, и все видели. И они рассказали мне, что жили тогда радостно.

Только случилось так, что на ту нашу страну напали враги — страшные враги, злые, черные. Одежда у них была черная, оружие у них было черное, и на знамени у них корячился черный паук. А сами они были бледные как смерть, и гордились этим. Они не могли терпеть, чтобы где-нибудь было радостно, и думали одну только черную мысль — как бы сделать так, чтобы мы все умерли: твои дедушки, и бабушки, их мамы и папы, и ты, и я, и мама, и детишки в твоем детском саду, и их родители, и твои дети, и твои внуки, и твои правнуки. А когда все мы умерли бы, враги засеяли бы нашу землю своими семенами — такими же черными, как они.

Этого они хотели, и это они делали, и нет им за это прощения.

Смерть сильнее жизни! Так думали враги, и наступали. Город Ленинград оказался окружен со всех сторон, и помощь была далеко. Враги не пускали туда ни еду, ни воду. Враги хотели уморить голодом и холодом всех людей, остававшихся в городе. А было там наших людей много, и никто не хотел умирать. Тогда враги сожгли всю еду, какую смогли, и отравили всю воду, докуда достало их мерзости.

Кто оставался в городе? Трудно сказать, это ведь был большой город. Там были все, дети и их матери, учителя, бухгалтеры, рабочие, артисты, милиционеры, ученые, дворники, музыканты; много кого там было, но все решили одно — не умирать назло врагам. И не умирали, пока могли.

Но ведь еще в городе были солдаты. И не просто всякие солдаты, а солдаты Красной армии. На шапках у них была красная звезда, а в руках — красное знамя и стальное оружие. Они были не такие образованные, как ученые, и не такие музыкальные, как музыканты, но они умели самое главное. Они брали черных врагов и загоняли в ту могилу, где им всегда самое место.

Загоняли пулей, загоняли штыком, загоняли снарядом, загоняли руками, загоняли водой и землей, огнем и холодом, чтобы те никогда не поднялись снова. Смерть (не черная вражеская, а настоящая) не разбирает своих, и наши солдаты-красноармейцы тоже погибали, ложась в родную землю. Но если погибали солдаты, вместо них вставали другие ленинградцы — мужчины, женщины, дети.

А враги все прибывали и прибывали, и числа им не было. Даже своих верных рабов послали черные враги в атаку, испугавшись, что не справятся в одиночку, — один лишь ветер помнит, где теперь их рабьи кости. Но еды и воды в городе Ленинграде оставалось мало, очень мало, и помощь была далеко. Но ленинградцы не сдавались, и все равно не умирали назло врагам. Не умирали, пока могли.

Сколько это было? Долго. Очень долго. Дольше, чем вытерпит любой человек.

Только однажды далекое эхо загремело — рядом, далекое зарево — заполыхало во все небо, а помощь, которая была далеко, — оказалась близко. Это вернулась вся Красная армия, чтобы прогнать врага. И прогнала она его, как казалось, навечно и навсегда.

---

Много времени прошло с тех пор. Что-то позабыто, что-то позаброшено. Даже те семена, которые успели оставить черные враги, проросли урожаем и снова шепчут свою черную мысль.
Не забыта только красная звезда, красное знамя и стальное оружие.
Так что спи спокойно, Катерина.

написал Артем Конев