Третий нужный.
Jan. 15th, 2014 01:33 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tjornОригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
tjorn в Третий нужный.
ЭТИМ ПОЛУКРЕСЛОМ
МАСТЕР ГАМБС
начинает новую партию мебели. 1865 г. Санкт-Петербург
«12 стульев» Ильф, Петров.
Прежде всего, должна сделать признание: я давно уже примеряюсь к серии постов о героях «Серебряного меридиана», точнее – о моих мыслях, соображениях и идеях, которые они, каждый – по своему, всколыхнули. И предполагалось, что первым в этой серии будет пост о других и о другом. Хотя, в сущности, конечно, всё – об одном и том же, но…
В общем, Ноосфера, как известно – леди с большим воображением и искромётным чувством юмора. Особенно это становится заметно в тех случаях, когда в роли её агентов влияния выступают Стивен Моффат и Марк Гэттис. И вот, пока я примерялась, в любимой мною манере, как бы поидеальнее спилить дерево, леди Ноосфера пришла и уронила дерево мне на голову. Правда – другое, но дарёному коню…:-) Посему первый пост о героях книги будет прямо связан с героями сериала «Шерлок» и, в особенности, с событиями третьего его сезона, показ какового только что прошёл по британскому и российскому телевидению. И будет он о «третьем нужном». О нужном скрипаче Тиме Тарлтоне.
Для начала нужно отметить, что в романе постоянно присутствует тема триады. «Тройственного союза», общности, тем или иным образом, трёх людей, в которой каждый – как одна из сторон правильного треугольника, поддерживающая и раскрывающая две другие и замыкающая совокупную гармонию. Или, увы – не поддерживающей и не замыкающей.
Весёлая троица из Эджвербери-Парка. Тройка друзей-студентов Кембриджа и три юные леди из Гилдхоллской школы музыки. Брат, сестра и их общий (но так по-разному) друг. Сестра, брат и женщина, вошедшая в их жизнь, что бы одному стать женой, а другой – не стать другом. Брат, сестра и мужчина, вошедший в их жизнь, что бы стать и мужем, и другом. И, наконец, юноша, вошедший в жизнь брата и сестры, что бы стать другом им обоим и протянуть ниточку живой памяти об их жизнях через столетия из века 16-го в век 21-й. Каждая из этих триад достойна отдельного разговора, но 3 сезон «Шерлока» заставил меня вновь с особым вниманием присмотреться к союзу трёх Творцов – Фреи и Джима Эджерли и Тима Тарлтона.
Дело в том, что превращение в 3 сезоне сериала диады Шерлок Холмс – Джон Ватсон в триаду Шерлок Холмс – Джон Ватсон – Мэри Ватсон, отношения между ними и разворачивающиеся вокруг них троих события, показанные зрителям на протяжении трёх серий, а так же реакция зрителей на увиденное, заставили меня снова задуматься об очень важной теме, которую в романе воплощают именно Фрея, Джим и Тим. Теме «третьего нужного» в теснейшем, глубочайшем и плодотворнейшем союзе двоих, как интимном, любовном и семейном, так и творческом.
Когда мы говорим о «счастливой паре», «гармоничной паре», «крепкой паре», мы чаще всего, по умолчанию подразумеваем отношения, неким прекрасным образом замкнутые между двоими. Гармоничное слияние двух человеческих существ, в котором, как гласит поговорка, третий – лишний. Не нужный. Чуждый. Опасный.
Она влетела за мной на кухню.
— Что это ты задумала? Думаешь, я ничего не понимаю? Скажи, а Джим знает, что Тим появился в твоей жизни задолго до него?
— Ты с ума сошла? Опомнись!
— Он знает, что Тим для тебя значит и как ты вздыхала по нему?
— Я никогда по нему не вздыхала.
— Я тебя умоляю! Джим хоть знает, сколько Тима Тарлтона у тебя в компьютере? Или ты все припрятала? А теперь решила воспользоваться случаем. Учти, я не позволю тебе испортить Джиму жизнь.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV стр. 386-389
Но так ли это на самом деле?
Нет, разумеется, есть моменты в жизни двоих, которые существуют между ними, но так ли уж прекрасно, если счастливая пара полностью замкнута сама на себя, и нет между двумя места для сопричастности, соприкосновения, присутствия кого-то ещё? Не думаю. Ведь, замкнувшись друг в друге, двое замыкаются от всего Мира и становятся слепы и глухи к его посланиям и дарам. Но, что куда серьёзнее, они становятся, как это ни парадоксально прозвучит, слепы друг к другу и к самим себе. Потому, что, на самом деле, никто не знает и не может знать другого, даже самого близкого и дорого, «как себя самого». Мы и сами себя до решающего, честного предела не знаем, всегда есть что-то, что может сказать нам о нас самих только тот, кто стоит рядом. Для кого мы открыты. Закрываясь внутри своего союза, двое перестают смотреть на себя, своего партнёра и взаимоотношения с ним и с окружающим их Миром глазами третьего. И тем самым рискуют пропустить, не разглядеть, не увидеть что-то важное. Или, что ещё хуже, увидеть, но – неверно. И вот что бы этого не случилось, очень нужен кто-то третий.
Третий, который будет близок двоим, но не «вместо», а «иначе».
Концерт давал молодой виртуоз, признанный «Паганини» современности, — Тим Тарлтон. О нем и о его творчестве Виола знала все, в ее распоряжении были интервью, аудио- и видеозаписи. Самое сильное чувство, какое может один человек испытывать к другому на большом расстоянии, не зная его лично, она испытывала к нему. Трудно было сказать, в чем была причина — прежде всего в преклонении перед неоспоримым его талантом. Но было и другое — вглядываясь в фотографии и видеозаписи, она была уверена, что хорошо его знает, а главное — понимает. Это чувство усиливалось их явным внешним сходством и, судя по всему, манерой поведения. Кроме того, оба родились в один год. Не пытаясь найти объяснение, Виола, молча, годами хранила это чувство как сокровенную неприкосновенную тайну и чудо, непостижимым образом однажды преобразившее ее жизнь.
ЧАСТЬ I. ГЛАВА IV стр. 52
— А ты — Когтевран!
— Определенно.
* * *
— А Тим?
— Когтевран!
«Устами младенца…».
ЧАСТЬ III. ГЛАВА III стр. 377-378
— Тим Тарлтон? Очень хорошо! Ты ведь давно его любишь.
— Я… я понимаю его.
— Я об этом и говорю.
В отличие от Линды со стороны Энн не было ни удивления, ни настороженности.
— По-моему, он согласится.
— Почему ты так уверена?
— Да потому, что ты с ним одного поля ягода.
Это был сюрприз. Один из самых приятных для меня.
— Знаешь, — продолжила Энн, — говорят, если люди похожи даже физически, у них много общего и в характерах. А если так, то музыку вам должен написать человек, похожий на вас. Вы с Джимом похожи. Но с Тимом у тебя сходства больше.
— Хочешь сказать, что мы одной породы?
— Да, одной породы. Я же говорю, внешняя схожесть тянет за собой и внутреннюю. Даже у таких сложных натур, как вы. В вас, конечно, можно заблудиться, как в пещерах, но там красиво. Правда, ты стала приветливее в последнее время, но это заслуга Джима. Тиму, видимо, так не повезло, — Энн улыбнулась. — Давайте, попробуем, а вдруг получится. Для «Перспективы» нужна особая музыка…
«Я хочу, чтобы ему повезло», — подумала я.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV стр. 388-389
Третий нужный, который будет присутствовать не для того, что бы разрушить связь, но что бы укрепить её в минуту сомнения или гнева. Кто-то, кто вступит в диалог не для того, что бы «перетянуть одеяло на себя», но для того, что бы привнести в него что-то, двоим недоступное или упущенное.
Кто-то, кто расскажет каждому из двоих и им обоим вместе что-то, очень важное, как для каждого отдельно, так и для них вместе.
Выключив компьютер, я спустилась вниз. Тим был на террасе.
Я обратила внимание, как он всматривался в тишину. Пристально глядя перед собой, он, казалось, слышит шорох муравья на дорожке, листьев, каждой травинки на газоне, не говоря уже о несмолкающем даже в безветрие шуме за холмом.
— Привет от Джима.
— Спасибо, — обернулся он. — А ты, похоже, загрустила.
— Ох, не знаю. Прошел только месяц, а я так скучаю по нему, будто год прошел.
— Две несросшиеся ветки разомкнуть можно. Те, что сплелись, трудно и болезненно для них. А сросшиеся — невозможно. Похоже, что вы еще не срослись, но сплелись уже крепко-накрепко.
— Раньше я думала, что со временем тяга быть вместе ослабевает.
— У вас наоборот?
— Выходит, что да.
— Выходит…
ЧАСТЬ III. ГЛАВА VI стр. 398-399
Кто-то, кто в опасный час «устережёт сторожей», так искренне и безраздельно поглощённых «устережением» друг друга.
— Ты устала?
— Не очень. Через две недели день рождения Джима.
Мне хотелось поговорить с Тимом о своих сомнениях и беспокойстве. И вдруг он спросил.
— Ты до сих пор не разобралась в себе?
— Да. Мы женаты уже восемь лет.
— Мне кажется, что ты просто боишься, что тебя слишком много на его собственном пространстве. Сказать ему об этом не можешь, спросить — боишься.
— Да.
— Значит, ты еще не разобралась не только в себе, но и в Джиме.
— Тим, ты понимаешь все лучше меня!
— «Не удивляйся: моя специальность — метаморфозы. На кого я взгляну — становятся тотчас мною»*.
— Получается, что так. Сколько себя помню, я всегда страшно стеснялась своих чувств. Я не помню, когда впервые над моей откровенностью посмеялись, но до сих пор не преодолела себя. Я люблю, когда смеются вместе со мной, но не надо мной. Я могу любить, могу желать, думаю о том, что проявления любви разнообразны, но на этом все заканчивается — сказать не могу. Джиму не могу. Я до сих пор не уверена,
знает ли он, что значит для меня. В свое утешение вспоминаю иногда Петрарку. Он говорил: «Свою любовь истолковать умеет лишь тот, кто слабо любит». Уж он-то в этом понимал. Но как мне быть?
— Знаешь, — сказал Тим, — есть один фильм. В нем к Эдит Пиаф в клинику пришла молоденькая корреспондентка взять интервью из тех, что строят по принципу анкеты Пруста — «ваше любимое
блюдо», «принципы вашей жизни», «ваше любимое время суток» и так далее. Но среди прочего она задала вопрос: «Что бы вы по- советовали ребенку?» — «Любить», — ответила Пиаф. «Что бы вы посоветовали девушке?» — «Любить». «Что бы вы посоветовали женщине?» — «Любить».
— Да, Тим. Спасибо. До завтра!
ЧАСТЬ III. ГЛАВА VIII стр. 408
Когда двое танцуют свой танец, так важно и так хорошо, если есть третий, который, стоя рядом, сыграет для них на скрипке ту единственную прекрасную мелодию, так нужную этому танцу.
Кто-то, кто подарит им музыку, в которую так легко, естественно, одним счастливым вздохом, вплетутся самые важные откровения.
Сверху раздался звук открывшегося окна. На самом верху в окне Тима горел свет. Его узкий силуэт казался совсем мальчишеским.
— Вам сыграть?
Он сказал тихо, но так, чтобы мы его услышали. Филигранная точность передачи звука.
— Тим, кто-то до нас танцевал под твой аккомпанемент? — спросил Джим.
— Вряд ли.
Он заиграл дуэт «Мы вместе» из комедии «Много шума из ничего» в постановке Национального театра: «Как Шекспир и стихи, как перчатка и рука, как птицы одного полета — мы вместе». Что еще он мог нам подарить?
Я заметила зарево далеко над лесом.
— Что там светится?
— Лондон.
— Так близко?
— Просто он очень яркий. Послушай, давай-ка уедем отсюда вдвоем.
— В Бристоль?
— Да.
— Я прислонилась к его плечу: «Вчетвером».
— Нет, вдвоем, оставим всех МафЭнФоЛиТимов здесь, а сами сбежим…
— Вчетвером, Джим. Оставим всех МафЭнФоЛиТимов здесь, а сами сбежим…
— Да нет, вдвоем, без Уилла и Сью.
— Вчетвером, без Уилла и Сью.
Он замер.
— Слава Богу, Джим! У тебя семь пядей в твоем… лбу…
— Не может быть…
— Может. С нами — может.
Я ждала двойню.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА IX стр. 413-414
Тот самый нужный третий, который, войдя в жизнь двоих, не разделит, но соединит, не отнимет, но одарит. Собой. И ими же сами в его любящих глазах. А более всего – пониманием того, что через него, нужного третьего, счастливые двое соединяются в своём счастье с огромным счастливым Миром.
26 декабря в концертном зале Эджерли-Холла состоялась премьера. Тим Тарлтон впервые дирижировал своей симфонией La Fenice*.
Тим попросил меня уделить ему несколько минут перед выходом на сцену. Я удивилась, зная, как он щепетильно относился ко всему, что могло нарушить его состояние перед выступлением. Голос его не слушался, он, сжав мою руку обеими ладонями, сказал:
— Эта симфония — тебе.
Я хотела было ответить, но он быстро продолжил.
— Подожди, послушай, меня. Ви, я хочу сказать, что значит для меня музыка, которую ты сейчас услышишь. Она о том, как я нашел тебя. Я боялся, что тебя вообще нет на свете. А потом мы познакомились. Я не хочу выстраивать догадки и мистические предположения, почему именно ты оказалась единственным человеком, с кем я могу быть самим собой. Ты одна без усилий, просто потому, что схоже устроена, понимаешь и видишь. И сейчас ты знаешь, как трудно мне говорить.
Он сжал мою руку, склонился над ней и, распрямившись, осторожно еще раз пожал. Через минуту это прикосновение передалось его скрипке.
Я видела, как он красив за дирижерским пультом, и думала обо всех нас — Джиме, Мартине и Энн, Форде и Линде и о нем. Линда для того однажды запела, чтобы покорить сердце изысканного, недоступного Форда. Маффин только для того когда-то занялся спортом, чтобы произвести неизгладимое впечатление на женственную, впечатлительную Энн. Джим написал свою книгу, чтобы найти меня. Я впервые когда-то написала свою первую строку, чтобы войти в его жизнь. Тим написал свою симфонию с посвящением «Моим друзьям». Этот концерт — признание всех всем в том, что мы живем, испытывая друг к другу чувства, наполняющие нашу дружбу. Старомодные друзья, супруги, артисты.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА XI стр. 418-419
Тот самый нужный третий, который через этот дар, через это соединение однажды станет сам для кого-то Нужным Единственным.
В день, когда родились Бетти и Джек, Тим Тарлтон вернулся в Лондон после длительных гастролей по Японии. Напряжение последних дней не было связано с работой. Это было предчувствие. Когда зазвонил телефон, он с недоверием посмотрел на него и, приглядевшись внимательнее, убедился, что это был тот самый номер. Ее номер.
Он нажал кнопку и секунду помедлил, прежде чем сказать
«Тарлтон».
— Тим.
Пауза. Он словно проглотил все слова, в горле пересохло.
— Флора?
— Ты уже в Лондоне?
— Сегодня прилетел.
— Я почувствовала, что ты здесь. Нам надо встретиться. Завтра.
Пауза.
— Тим?
Пауза.
Несколько секунд он отстраненно смотрел на телефон. Он растерялся. Было время, когда он решил, что все перегорело. Верил в это и не верил.
— Я слышу, — мгновение он молчал, опустив глаза, потом взглянул прямо, точно заметив что-то, и медленно добавил. — До встречи.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА XII стр. 422
Нужный скрипач Тим Тарлтон. :-)
tjorn в Третий нужный.ЭТИМ ПОЛУКРЕСЛОМ
МАСТЕР ГАМБС
начинает новую партию мебели. 1865 г. Санкт-Петербург
«12 стульев» Ильф, Петров.
Прежде всего, должна сделать признание: я давно уже примеряюсь к серии постов о героях «Серебряного меридиана», точнее – о моих мыслях, соображениях и идеях, которые они, каждый – по своему, всколыхнули. И предполагалось, что первым в этой серии будет пост о других и о другом. Хотя, в сущности, конечно, всё – об одном и том же, но…
В общем, Ноосфера, как известно – леди с большим воображением и искромётным чувством юмора. Особенно это становится заметно в тех случаях, когда в роли её агентов влияния выступают Стивен Моффат и Марк Гэттис. И вот, пока я примерялась, в любимой мною манере, как бы поидеальнее спилить дерево, леди Ноосфера пришла и уронила дерево мне на голову. Правда – другое, но дарёному коню…:-) Посему первый пост о героях книги будет прямо связан с героями сериала «Шерлок» и, в особенности, с событиями третьего его сезона, показ какового только что прошёл по британскому и российскому телевидению. И будет он о «третьем нужном». О нужном скрипаче Тиме Тарлтоне.
Для начала нужно отметить, что в романе постоянно присутствует тема триады. «Тройственного союза», общности, тем или иным образом, трёх людей, в которой каждый – как одна из сторон правильного треугольника, поддерживающая и раскрывающая две другие и замыкающая совокупную гармонию. Или, увы – не поддерживающей и не замыкающей.
Весёлая троица из Эджвербери-Парка. Тройка друзей-студентов Кембриджа и три юные леди из Гилдхоллской школы музыки. Брат, сестра и их общий (но так по-разному) друг. Сестра, брат и женщина, вошедшая в их жизнь, что бы одному стать женой, а другой – не стать другом. Брат, сестра и мужчина, вошедший в их жизнь, что бы стать и мужем, и другом. И, наконец, юноша, вошедший в жизнь брата и сестры, что бы стать другом им обоим и протянуть ниточку живой памяти об их жизнях через столетия из века 16-го в век 21-й. Каждая из этих триад достойна отдельного разговора, но 3 сезон «Шерлока» заставил меня вновь с особым вниманием присмотреться к союзу трёх Творцов – Фреи и Джима Эджерли и Тима Тарлтона.
Дело в том, что превращение в 3 сезоне сериала диады Шерлок Холмс – Джон Ватсон в триаду Шерлок Холмс – Джон Ватсон – Мэри Ватсон, отношения между ними и разворачивающиеся вокруг них троих события, показанные зрителям на протяжении трёх серий, а так же реакция зрителей на увиденное, заставили меня снова задуматься об очень важной теме, которую в романе воплощают именно Фрея, Джим и Тим. Теме «третьего нужного» в теснейшем, глубочайшем и плодотворнейшем союзе двоих, как интимном, любовном и семейном, так и творческом.
Когда мы говорим о «счастливой паре», «гармоничной паре», «крепкой паре», мы чаще всего, по умолчанию подразумеваем отношения, неким прекрасным образом замкнутые между двоими. Гармоничное слияние двух человеческих существ, в котором, как гласит поговорка, третий – лишний. Не нужный. Чуждый. Опасный.
Она влетела за мной на кухню.
— Что это ты задумала? Думаешь, я ничего не понимаю? Скажи, а Джим знает, что Тим появился в твоей жизни задолго до него?
— Ты с ума сошла? Опомнись!
— Он знает, что Тим для тебя значит и как ты вздыхала по нему?
— Я никогда по нему не вздыхала.
— Я тебя умоляю! Джим хоть знает, сколько Тима Тарлтона у тебя в компьютере? Или ты все припрятала? А теперь решила воспользоваться случаем. Учти, я не позволю тебе испортить Джиму жизнь.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV стр. 386-389
Но так ли это на самом деле?
Нет, разумеется, есть моменты в жизни двоих, которые существуют между ними, но так ли уж прекрасно, если счастливая пара полностью замкнута сама на себя, и нет между двумя места для сопричастности, соприкосновения, присутствия кого-то ещё? Не думаю. Ведь, замкнувшись друг в друге, двое замыкаются от всего Мира и становятся слепы и глухи к его посланиям и дарам. Но, что куда серьёзнее, они становятся, как это ни парадоксально прозвучит, слепы друг к другу и к самим себе. Потому, что, на самом деле, никто не знает и не может знать другого, даже самого близкого и дорого, «как себя самого». Мы и сами себя до решающего, честного предела не знаем, всегда есть что-то, что может сказать нам о нас самих только тот, кто стоит рядом. Для кого мы открыты. Закрываясь внутри своего союза, двое перестают смотреть на себя, своего партнёра и взаимоотношения с ним и с окружающим их Миром глазами третьего. И тем самым рискуют пропустить, не разглядеть, не увидеть что-то важное. Или, что ещё хуже, увидеть, но – неверно. И вот что бы этого не случилось, очень нужен кто-то третий.
Третий, который будет близок двоим, но не «вместо», а «иначе».
Концерт давал молодой виртуоз, признанный «Паганини» современности, — Тим Тарлтон. О нем и о его творчестве Виола знала все, в ее распоряжении были интервью, аудио- и видеозаписи. Самое сильное чувство, какое может один человек испытывать к другому на большом расстоянии, не зная его лично, она испытывала к нему. Трудно было сказать, в чем была причина — прежде всего в преклонении перед неоспоримым его талантом. Но было и другое — вглядываясь в фотографии и видеозаписи, она была уверена, что хорошо его знает, а главное — понимает. Это чувство усиливалось их явным внешним сходством и, судя по всему, манерой поведения. Кроме того, оба родились в один год. Не пытаясь найти объяснение, Виола, молча, годами хранила это чувство как сокровенную неприкосновенную тайну и чудо, непостижимым образом однажды преобразившее ее жизнь.
ЧАСТЬ I. ГЛАВА IV стр. 52
— А ты — Когтевран!
— Определенно.
* * *
— А Тим?
— Когтевран!
«Устами младенца…».
ЧАСТЬ III. ГЛАВА III стр. 377-378
— Тим Тарлтон? Очень хорошо! Ты ведь давно его любишь.
— Я… я понимаю его.
— Я об этом и говорю.
В отличие от Линды со стороны Энн не было ни удивления, ни настороженности.
— По-моему, он согласится.
— Почему ты так уверена?
— Да потому, что ты с ним одного поля ягода.
Это был сюрприз. Один из самых приятных для меня.
— Знаешь, — продолжила Энн, — говорят, если люди похожи даже физически, у них много общего и в характерах. А если так, то музыку вам должен написать человек, похожий на вас. Вы с Джимом похожи. Но с Тимом у тебя сходства больше.
— Хочешь сказать, что мы одной породы?
— Да, одной породы. Я же говорю, внешняя схожесть тянет за собой и внутреннюю. Даже у таких сложных натур, как вы. В вас, конечно, можно заблудиться, как в пещерах, но там красиво. Правда, ты стала приветливее в последнее время, но это заслуга Джима. Тиму, видимо, так не повезло, — Энн улыбнулась. — Давайте, попробуем, а вдруг получится. Для «Перспективы» нужна особая музыка…
«Я хочу, чтобы ему повезло», — подумала я.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА IV стр. 388-389
Третий нужный, который будет присутствовать не для того, что бы разрушить связь, но что бы укрепить её в минуту сомнения или гнева. Кто-то, кто вступит в диалог не для того, что бы «перетянуть одеяло на себя», но для того, что бы привнести в него что-то, двоим недоступное или упущенное.
Кто-то, кто расскажет каждому из двоих и им обоим вместе что-то, очень важное, как для каждого отдельно, так и для них вместе.
Выключив компьютер, я спустилась вниз. Тим был на террасе.
Я обратила внимание, как он всматривался в тишину. Пристально глядя перед собой, он, казалось, слышит шорох муравья на дорожке, листьев, каждой травинки на газоне, не говоря уже о несмолкающем даже в безветрие шуме за холмом.
— Привет от Джима.
— Спасибо, — обернулся он. — А ты, похоже, загрустила.
— Ох, не знаю. Прошел только месяц, а я так скучаю по нему, будто год прошел.
— Две несросшиеся ветки разомкнуть можно. Те, что сплелись, трудно и болезненно для них. А сросшиеся — невозможно. Похоже, что вы еще не срослись, но сплелись уже крепко-накрепко.
— Раньше я думала, что со временем тяга быть вместе ослабевает.
— У вас наоборот?
— Выходит, что да.
— Выходит…
ЧАСТЬ III. ГЛАВА VI стр. 398-399
Кто-то, кто в опасный час «устережёт сторожей», так искренне и безраздельно поглощённых «устережением» друг друга.
— Ты устала?
— Не очень. Через две недели день рождения Джима.
Мне хотелось поговорить с Тимом о своих сомнениях и беспокойстве. И вдруг он спросил.
— Ты до сих пор не разобралась в себе?
— Да. Мы женаты уже восемь лет.
— Мне кажется, что ты просто боишься, что тебя слишком много на его собственном пространстве. Сказать ему об этом не можешь, спросить — боишься.
— Да.
— Значит, ты еще не разобралась не только в себе, но и в Джиме.
— Тим, ты понимаешь все лучше меня!
— «Не удивляйся: моя специальность — метаморфозы. На кого я взгляну — становятся тотчас мною»*.
— Получается, что так. Сколько себя помню, я всегда страшно стеснялась своих чувств. Я не помню, когда впервые над моей откровенностью посмеялись, но до сих пор не преодолела себя. Я люблю, когда смеются вместе со мной, но не надо мной. Я могу любить, могу желать, думаю о том, что проявления любви разнообразны, но на этом все заканчивается — сказать не могу. Джиму не могу. Я до сих пор не уверена,
знает ли он, что значит для меня. В свое утешение вспоминаю иногда Петрарку. Он говорил: «Свою любовь истолковать умеет лишь тот, кто слабо любит». Уж он-то в этом понимал. Но как мне быть?
— Знаешь, — сказал Тим, — есть один фильм. В нем к Эдит Пиаф в клинику пришла молоденькая корреспондентка взять интервью из тех, что строят по принципу анкеты Пруста — «ваше любимое
блюдо», «принципы вашей жизни», «ваше любимое время суток» и так далее. Но среди прочего она задала вопрос: «Что бы вы по- советовали ребенку?» — «Любить», — ответила Пиаф. «Что бы вы посоветовали девушке?» — «Любить». «Что бы вы посоветовали женщине?» — «Любить».
— Да, Тим. Спасибо. До завтра!
ЧАСТЬ III. ГЛАВА VIII стр. 408
Когда двое танцуют свой танец, так важно и так хорошо, если есть третий, который, стоя рядом, сыграет для них на скрипке ту единственную прекрасную мелодию, так нужную этому танцу.
Кто-то, кто подарит им музыку, в которую так легко, естественно, одним счастливым вздохом, вплетутся самые важные откровения.
Сверху раздался звук открывшегося окна. На самом верху в окне Тима горел свет. Его узкий силуэт казался совсем мальчишеским.
— Вам сыграть?
Он сказал тихо, но так, чтобы мы его услышали. Филигранная точность передачи звука.
— Тим, кто-то до нас танцевал под твой аккомпанемент? — спросил Джим.
— Вряд ли.
Он заиграл дуэт «Мы вместе» из комедии «Много шума из ничего» в постановке Национального театра: «Как Шекспир и стихи, как перчатка и рука, как птицы одного полета — мы вместе». Что еще он мог нам подарить?
Я заметила зарево далеко над лесом.
— Что там светится?
— Лондон.
— Так близко?
— Просто он очень яркий. Послушай, давай-ка уедем отсюда вдвоем.
— В Бристоль?
— Да.
— Я прислонилась к его плечу: «Вчетвером».
— Нет, вдвоем, оставим всех МафЭнФоЛиТимов здесь, а сами сбежим…
— Вчетвером, Джим. Оставим всех МафЭнФоЛиТимов здесь, а сами сбежим…
— Да нет, вдвоем, без Уилла и Сью.
— Вчетвером, без Уилла и Сью.
Он замер.
— Слава Богу, Джим! У тебя семь пядей в твоем… лбу…
— Не может быть…
— Может. С нами — может.
Я ждала двойню.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА IX стр. 413-414
Тот самый нужный третий, который, войдя в жизнь двоих, не разделит, но соединит, не отнимет, но одарит. Собой. И ими же сами в его любящих глазах. А более всего – пониманием того, что через него, нужного третьего, счастливые двое соединяются в своём счастье с огромным счастливым Миром.
26 декабря в концертном зале Эджерли-Холла состоялась премьера. Тим Тарлтон впервые дирижировал своей симфонией La Fenice*.
Тим попросил меня уделить ему несколько минут перед выходом на сцену. Я удивилась, зная, как он щепетильно относился ко всему, что могло нарушить его состояние перед выступлением. Голос его не слушался, он, сжав мою руку обеими ладонями, сказал:
— Эта симфония — тебе.
Я хотела было ответить, но он быстро продолжил.
— Подожди, послушай, меня. Ви, я хочу сказать, что значит для меня музыка, которую ты сейчас услышишь. Она о том, как я нашел тебя. Я боялся, что тебя вообще нет на свете. А потом мы познакомились. Я не хочу выстраивать догадки и мистические предположения, почему именно ты оказалась единственным человеком, с кем я могу быть самим собой. Ты одна без усилий, просто потому, что схоже устроена, понимаешь и видишь. И сейчас ты знаешь, как трудно мне говорить.
Он сжал мою руку, склонился над ней и, распрямившись, осторожно еще раз пожал. Через минуту это прикосновение передалось его скрипке.
Я видела, как он красив за дирижерским пультом, и думала обо всех нас — Джиме, Мартине и Энн, Форде и Линде и о нем. Линда для того однажды запела, чтобы покорить сердце изысканного, недоступного Форда. Маффин только для того когда-то занялся спортом, чтобы произвести неизгладимое впечатление на женственную, впечатлительную Энн. Джим написал свою книгу, чтобы найти меня. Я впервые когда-то написала свою первую строку, чтобы войти в его жизнь. Тим написал свою симфонию с посвящением «Моим друзьям». Этот концерт — признание всех всем в том, что мы живем, испытывая друг к другу чувства, наполняющие нашу дружбу. Старомодные друзья, супруги, артисты.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА XI стр. 418-419
Тот самый нужный третий, который через этот дар, через это соединение однажды станет сам для кого-то Нужным Единственным.
В день, когда родились Бетти и Джек, Тим Тарлтон вернулся в Лондон после длительных гастролей по Японии. Напряжение последних дней не было связано с работой. Это было предчувствие. Когда зазвонил телефон, он с недоверием посмотрел на него и, приглядевшись внимательнее, убедился, что это был тот самый номер. Ее номер.
Он нажал кнопку и секунду помедлил, прежде чем сказать
«Тарлтон».
— Тим.
Пауза. Он словно проглотил все слова, в горле пересохло.
— Флора?
— Ты уже в Лондоне?
— Сегодня прилетел.
— Я почувствовала, что ты здесь. Нам надо встретиться. Завтра.
Пауза.
— Тим?
Пауза.
Несколько секунд он отстраненно смотрел на телефон. Он растерялся. Было время, когда он решил, что все перегорело. Верил в это и не верил.
— Я слышу, — мгновение он молчал, опустив глаза, потом взглянул прямо, точно заметив что-то, и медленно добавил. — До встречи.
ЧАСТЬ III. ГЛАВА XII стр. 422
Нужный скрипач Тим Тарлтон. :-)
