При первом прочтении романа Жаклин Вотроллье вызвала у меня… смешанные чувства.:-)

Я даже немного поиронизировала сама над собой, мол, ну вот, снова, как в 14 лет, так сопереживаешь любимой героине, что готова без соли и вилки съесть любого, кто, пусть даже и невольно, чем-то её огорчил. А Жаклин, согласитесь, огорчила Виолу просто таки до невозможности.… То есть, конечно, строго говоря, огорчил её Ричард Филд, но…. но так уж заведено от века, что, когда любимый женится на другой, женщина всегда первым делом винит в этой беде «разлучницу», даже, если та понятия не имела, что кого-то «разлучает».
С третьей стороны… узнай прекрасная печатница, что где-то вдали от Лондона тоскует по её золотоголовому favori некая, неизвестная ей, особа… остановило бы её это соображение хотя бы на 5 минут? Конечно, нет. И не потому, что Жаклин «плоха» или «зла». Жаклин Вотроллье… реалистична. А реальность состоит в том, что Ричард Филд НЕ ЛЮБИТ эту милую девушку, но ЛЮБИТ её, Жаклин. И, как бы она к этому ни относилась, как бы к этому ни относилась неведомая девушка, но ТАК ЕСТЬ, и именно исходя из этой реальности она, Жаклин, будет действовать. А девушка?... Quelle pitie.

Собственно, для меня в таком подходе есть нечто, очень французское. В моей личной «антропологии чувств» есть некий, созданный совокупностью французской литературы и кинематографа, образ «французской красавицы», Женщины-Приза, которая отмечена множеством несомненных достоинств и, вместе с тем, совершенно лишена некоей естественной потребности в любви, как собственному устремлению к другому человеку, собственному движению души и воли к «помещению себя» в любимого.
Женщина-Приз не влюбляется, она отвечает на любовь мужчины. Если находит эту любовь достойной и сообразной ответа. Именно такую женщину мужчина может и должен «завоёвывать» и «покорять», не опасаясь того, что все его объективно блистательные «подвиги» разобьются о единственную преграду, над которой он не имеет и не может иметь никакой власти. О собственный, всепоглощающе субъективный, выбор женщины НЕ ЛЮБИТЬ его, не взирая на все объективные посылки к обратному. Для Женщины-Приза как бы не существует никакой её собственной любви к другому внутри неё самой, которую она стремится «поместить в» любимого человека. Существует только ОТВЕТ на достойный посыл со стороны мужчины. То есть, она живёт не субъективными законами и движениями «нутра», а объективной реальностью, окружающей её. Да, чутко и гармонично отзываясь на голос этой реальности. Но – именно «отзываясь». Так Луна светит прекрасным светом… который – не её собственный свет, а отражение света Солнца. Без Солнца Луна осталась бы совершенно тёмным небесным телом, ибо САМА света НЕ РОЖДАЕТ. Но способна отразить и преобразить свет, на неё упавший.

Именно по этому закону развивается жизнь Жаклин Вотроллье до встречи с Ричардом Филдом. Она прекрасно отражает, фокусирует и преображает «свет», который изливают на неё любящие её мужчины, сперва – отец, затем – муж. И очень «говорящим» для меня является оборот речи, которым в романе описан факт её материнства. «… супруг, который кроме того, что дарил ей сыновей…» - Тома Вотроллье дарит Жаклин её детей, не наоборот.
И то, как возникает и развивается связь Жаклин и Ричарда – идеальная иллюстрация того, как «работает» «алхимия страсти» для Женщины-Приза. Особенно, если смотреть на эту картину, держа в памяти историю чувства Виолы Шакспир.
Любовь Виолы – свет, пламя, которое вспыхивает в ней САМОЙ, по собственной воле и движению души, не знающему благоразумной осторожности и расчёта о взаимности и «перспективности». Свет, который есть сам по себе, который рождается и живёт, просто потому, что не может иначе, невзирая на безответность, тайну, разлуку и «тысячи преград». Любовь Виолы, любовь Творца, есть will, есть волеизъявление, есть то властное и всепоглощающее намерение, которое лежит в начале всякого творения.
Любовь Жаклин – отклик на волю Ричарда, на его «неподдельную страсть». И, в немалой степени – на волю обстоятельств. Влюбилась бы она в этого, столь богато отмеченного достоинствами, юношу, если бы не увидела уже родившейся в нём любви? Нет. Позволила бы себе «что-то личное», если бы объективные обстоятельства её брака не делали Тома Вотроллье благоразумно снисходительным, а ей не давали прекрасную возможность «соблюсти приличия»? Конечно, нет. Наконец, в более широком контексте истории, стала бы она жадно и самозабвенно стремиться к знаниям, к творчеству, если бы объективные обстоятельства в лице отца, мужа, всего окружения, всего естественного хода её жизни не поощряли её к тому, а, напротив, безжалостно препятствовали, если бы для неё, как для Виолы, быть Творцом в какой-то момент стало бы равнозначно «стать изгоем»? Не думаю.

Означает ли всё, вышесказанное, осуждение или некое принижение личности Жаклин Вотроллье с моей стороны. Ни в коем случае! Личность Жаклин, её таланты, её житейская мудрость и, наконец, та плодотворная щедрость, с которой она разделяет всё, накопленное за предыдущие годы жизни, с Ричардом – всё это вызывает во мне глубочайшее уважение и искреннее восхищение. И, как ни сочувствую я всем сердцем боли Виолы, всё же сказать, что выбор Ричарда «несправедлив»… нет, это было бы действительно несправедливо.
Просто для меня её образ, особенно – в соседстве с образом Виолы Шакспир, стал ещё одной прекрасной иллюстрацией того, как различна бывает природа души человека, как различна бывает природа сердца женщины. И какие разные вещи люди вкладывают в слово «любовь».

И, конечно же, на самом деле усилия Любви никогда не бывают бесплодными. Ибо воля всегда – начало творящее. Просто не всегда она творит в итоге то, что изначально желало любящее сердце. И уж точно, не всегда – ТАК, как оно этого изначально желало.

C'est la vie…:-)