Entry tags:
Прекрасный фрагмент отличного текста.
И если кто думает, что это всё - ТОЛЬКО и СУГУБО про христианство... уверяю, думающий ошибается...:-)
Наша идентичность – это то, благодаря чему мы запускаем корни (или лучше сказать – бросаем якоря) в наше здешнее бытие. Мы якоримся в этой действительности[6] посредством того, что определяем себя через кого-то еще, через свою одинаковость[7] с кем-то еще, с окружающими. И это не только спасает нас от мгновенного одиночества – но это спасает нас от того действительно страшного вопроса, который в отсутствие всех наших многочисленных идентичностей неизбежно нас настигнет. Это вопрос: «Кто я? И зачем я?». Это вопрос, от которого мы спасаемся своими многочисленными идентичностями, которые дают нам возможность разрешать его в плоскости нашего существования – для того чтобы не поставить его в вертикали абсолютного бытия.
Община и семья дают возможность ребенку и члену общины соединиться с собой – а вовсе не с Богом. То есть – конечно, в идеале они дают ему возможность соединиться с Богом. Но идеал очень редко оказывается достижимым. И о том, что, вместо укоренения в вечности, мы получаем вот эти упомянутые якоря в плоскости бытия – нагляднейшим образом свидетельствует радикальный перенос внимания как общины, так и семьи с целей на средства христианской жизни. То есть христианин опознает себя и другие опознают его – и это и есть христианская идентичность (схима/схема – внешнее навлечение на себя образа посредством сообразования с предлагаемым общиной образцом) – по тем действиям, которые он совершает в плане следования обряду и регламентации жизни в соответствии с обрядом. С постами, например. И тогда идентичность определяется (причем, не только извне, но и изнутри) по внешним действиям, скажем, так: «Христианин – это тот, кто соблюдает пост. Христианин – это тот, кто вычитывает молитвенное правило и акафисты. Христианин – тот, кто посещает храм определенное количество раз в неделю». Все это – средства христианской жизни, через которые мы, тем не менее, начинаем определять себя. Но о целях христианской жизни часто забывают сообщить не только новому прихожанину, но и собственному ребенку. Потому что цели не проявляются внешним образом, посредством понятных социальных знаков (цели нас не сообразуют, а преобразуют) – и, следовательно, не могут служить основой формирования идентичности.
Это, собственно, и значит, что мы соединяемся не со Христом – мы соединяемся с общиной. Мы находим свое общество, обретаем идентичность через принадлежность к определенному социуму, находим свою нишу и страту – и нам этого довольно. К счастью, этого почти никогда не оказывается достаточно для наших детей. И поэтому они бунтуют и уходят из церкви. И это очень правильный поступок. Потому что – как и положено заботливым родителям – мы нацеливаем своего ребенка на благополучный брак – в данном случае – на благополучный брак со Христом. Но благополучный брак – совсем не то, чего ожидает от нас и от своей жизни ни наш ребенок, ни Господь. Потому что и тот, и Другой хотят безумного романа. То есть – они хотят личной встречи, а вовсе не следования тем требованиям, которые мы им и передали в качестве христианской идентичности. И, в общем, и тот, и Другой на эту встречу имеют право.
Татьяна Касаткина
Секуляризация как положительный вызов
Наша идентичность – это то, благодаря чему мы запускаем корни (или лучше сказать – бросаем якоря) в наше здешнее бытие. Мы якоримся в этой действительности[6] посредством того, что определяем себя через кого-то еще, через свою одинаковость[7] с кем-то еще, с окружающими. И это не только спасает нас от мгновенного одиночества – но это спасает нас от того действительно страшного вопроса, который в отсутствие всех наших многочисленных идентичностей неизбежно нас настигнет. Это вопрос: «Кто я? И зачем я?». Это вопрос, от которого мы спасаемся своими многочисленными идентичностями, которые дают нам возможность разрешать его в плоскости нашего существования – для того чтобы не поставить его в вертикали абсолютного бытия.
Община и семья дают возможность ребенку и члену общины соединиться с собой – а вовсе не с Богом. То есть – конечно, в идеале они дают ему возможность соединиться с Богом. Но идеал очень редко оказывается достижимым. И о том, что, вместо укоренения в вечности, мы получаем вот эти упомянутые якоря в плоскости бытия – нагляднейшим образом свидетельствует радикальный перенос внимания как общины, так и семьи с целей на средства христианской жизни. То есть христианин опознает себя и другие опознают его – и это и есть христианская идентичность (схима/схема – внешнее навлечение на себя образа посредством сообразования с предлагаемым общиной образцом) – по тем действиям, которые он совершает в плане следования обряду и регламентации жизни в соответствии с обрядом. С постами, например. И тогда идентичность определяется (причем, не только извне, но и изнутри) по внешним действиям, скажем, так: «Христианин – это тот, кто соблюдает пост. Христианин – это тот, кто вычитывает молитвенное правило и акафисты. Христианин – тот, кто посещает храм определенное количество раз в неделю». Все это – средства христианской жизни, через которые мы, тем не менее, начинаем определять себя. Но о целях христианской жизни часто забывают сообщить не только новому прихожанину, но и собственному ребенку. Потому что цели не проявляются внешним образом, посредством понятных социальных знаков (цели нас не сообразуют, а преобразуют) – и, следовательно, не могут служить основой формирования идентичности.
Это, собственно, и значит, что мы соединяемся не со Христом – мы соединяемся с общиной. Мы находим свое общество, обретаем идентичность через принадлежность к определенному социуму, находим свою нишу и страту – и нам этого довольно. К счастью, этого почти никогда не оказывается достаточно для наших детей. И поэтому они бунтуют и уходят из церкви. И это очень правильный поступок. Потому что – как и положено заботливым родителям – мы нацеливаем своего ребенка на благополучный брак – в данном случае – на благополучный брак со Христом. Но благополучный брак – совсем не то, чего ожидает от нас и от своей жизни ни наш ребенок, ни Господь. Потому что и тот, и Другой хотят безумного романа. То есть – они хотят личной встречи, а вовсе не следования тем требованиям, которые мы им и передали в качестве христианской идентичности. И, в общем, и тот, и Другой на эту встречу имеют право.
Татьяна Касаткина
Секуляризация как положительный вызов
no subject
То же и у Апостола "хорошо им оставаться, как я. Но если не могут ..., пусть" - тоже только на первый взгляд касается только супружества мужчины и женщины. Тоже не только.
"Благополучный брак (соединение с Ним) – совсем не то, чего ожидает от нас и от своей жизни ни наш ребенок, ни Господь. Потому что и тот, и Другой хотят безумного романа. То есть – они хотят личной встречи, а вовсе не следования тем требованиям, которые мы им и передали в качестве христианской идентичности. И, в общем, и тот, и Другой на эту встречу имеют право".
То есть добавляя к твоей очень важной, фундаментальной поправке - христианство не есть мировоззрение принуждения, оно мировоззрение свободы. Свободы воли и выбора.
А когда оно видится или "делается" не так, оно и не проявляется. Не оно проявляется то есть.
no subject
Да, ты права. На уровне "как есть, а не как видится" вообще никакой разницы. Что, ИМХО, очень... не с проста.:-)
Исправлю пост.
no subject
Да, думаю, да
no subject