![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
"Я верю только в то, что даёт результат." Лука Куррадо, "святой" Мастер Вина.
Спасибо за прекрасное
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
manu_f!:-)Свято место
Луку Куррадо в Альбе все зовут il santo — «святой», и сложно найти человека, который отозвался бы о нём — нет, не плохо, — но хотя бы с равнодушием. Корреспондент SWN Слава Швец выяснила, почему этикетки винного производства Vietti заставляют учащённо биться сердца знатоков во всем мире.
Фото: Clay McLachlan, Gughi Fassino
Крохотный городок Кастильоне-Фаллетто в Пьемонте так мал, что в нём нельзя заблудиться — пять минут пешком из конца в конец, из достопримечательностей — одна церковь, три ресторана, три бара и один средневековый замок, от стен которого открываются виды на святая святых: холмы с виноградниками зоны Бароло. Чуть дальше, метрах в двадцати, за скромными железными воротами находится винодельня Vietti.
Лука Куррадо иронизирует, что он «генетически модифицирован» для того, чтобы делать вино. В детстве он помогал отцу на виноградниках, потом учился на энолога в Альбе и в Бургундии, год работал в Château Mouton Rothschild, переехал в Калифорнию, проведя два года в погребах Simi Winery, Opus One и Long Vineyards. В 1992-м вернулся домой собрать свой первый урожай. «На самом деле, — шутит он, — я вернулся, когда отец прекратил высылать мне деньги. Но я успел повидать мир, и это очень расширило мои горизонты». Внушительное наследство из виноградников в Бароло сделало его одним из самых известных в мире баролистов, чьи вина обязательны для любой мало-мальски серьёзной коллекции».
Летопись
Самая старая из наших уцелевших бутылок с этикеткой — бароло 1873 года. Погреба на два века старше. Переломный момент для нас начинается с истории, типичной для итальянской семьи начала XX века. Жили-были два брата, старший унаследовал семейный бизнес, а младший (мой дед Марио Вьетти) уехал на заработки в Америку. В 1915 году старший брат умирает и дед вынужден вернуться в Италию, чтобы продолжить дело. Он был инженером, а не крестьянином, он повидал мир. «В мире конной тяги и ручного труда крестьяне старались группировать виноградники как можно ближе к погребу. Предположим, у вас большой целый надел на части холма. На вершине — хороший виноградник, на склоне — экстраординарный, а всё остальное средненькое. Деду нужны были только лучшие участки для великих вин. Он начал продавать и выменивать собственные виноградники на участки во всех девяти коммунах, которые потом станут гран крю, — такими категориями в первой половине XX века никто не мыслил. Архив семьи ведется с XIX века и чтение старых записей, заметок по винификации очень помогает. Разбираешь чужой почерк (вот пятно от вина на листе, вот ошибка, вот клякса), вглядываешься не только в слова, но в начертание букв. Забытое ощущение». Как раз сейчас делают винные карты региона, 72 виноградника прошли классификацию и 20 из них должны стать Grand Cru. Из этих 20 у нас есть участки на 15. Если бы не мечты деда много лет назад, сейчас мы бы не купили ничего, цены запредельные и превышают 1,5 млн евро за гектар. Да и виноградников не найти — у крестьян их не осталось, всё давно у винных производителей, и, понятно, никто ничего не продаёт. В прошлом году мы купили полгектара в Лаццарито, один в Брунате, но когда речь идет о 2-3 млн евро за раз, то подобные покупки делаешь далеко не каждый год.
__
- Вьетти — фамилия патриарха семейного предприятия, Марио Вьетти, деда Луки.
- Марио положил начало ценнейшей коллекции виноградников Vietti.
- Дочь Марио — Лучана Вьетти вышла замуж за Альфредо Куррадо, который возглавил винодельню в 1961 году.
- Альфредо Куррадо одним из первых начал бутилировать бароло отдельных крю и вывел свои вина на рынок США.
- У Лучаны и Альфредо трое детей: Мануэлла, Лука и Элизабетта.
- Элизабетта давно покинула семейный бизнес, хотя когда-то делала вино для Орнеллы Мутти. Живет в Генуе.
- Муж Мануэллы — Марио Кордеро, отвечает за маркетинг и продажи в Vietti с 1983 года.
- Первый урожай Луки в качестве энолога хозяйства — 1992.
- В 2000 году Альфредо Куррадо официально вышел на пенсию. Хозяйство возглавили Лука Куррадо и Марио Кордеро.
- Альфредо Куррадо умер в 2010 году.
- Старший сын Марио Кордеро и Мануэллы, Франческо, уже работает в команде Vietti, младший, Лоренцо, учится на энолога.
- Жена Луки — Елена Пенна, занимается PR и маркетингом Vietti.
- У Луки и Елены двое детей — Микеле (2000) и Джулия (2002)
Фортуна Качество зависит на 80 % от виноградника и на 10 % от работы. Остальные 10 % — чистая удача. Выбор времени сбора урожая — это вопрос удачи. Не существует идеального дня для сбора, это ерунда. В кривых созревания сахар повышается, кислота понижается, цвет идет в другую сторону, да мало ли какие ещё бывают факторы. Если ты собрал и ошибся, то возможности вернуться и снова приклеить гроздь к лозе уже не будет».
Был такой знаменитый русский, Андрэ Челищев, удивительный, прекрасный человек, он работал в семидесятых годах энологом в Напе для Beaulieu Vineyards. Он говорил, что делать вино — это всё равно что писать на белом листе несмываемыми чернилами. Если ошибаешься, то ошибку уже не стереть. Её можно попытаться замаскировать дубом или чем-то ещё, но она останется навсегда. Чем меньше помарок и клякс, чем больше удачи на твоей стороне, тем лучше результат. Воспоминания об урожае 1992 года ужасны. Третьего сентября вдруг пошел град и затянулся на 45 минут. В тот день я понял, что нельзя бить кулаком по полным стальным чанам, лучше по пустым, пустые хотя бы прогибаются. Я сломал руку и всё равно был в бешенстве. Был уничтожен весь урожай, а когда такое случается, то хочется плакать. Ты девять месяцев работаешь в ожидании финала и вдруг понимаешь, что природа гораздо сильнее тебя. Ты перед ней песчинка. Недавно меня избрали в совет консорциума Бароло. Звали много лет, а в этом году практически заставили. Территория Бароло сейчас очень фрагментирована: 800 виноделов, 2400 га площади, 400 предприятий по розливу и масса этикеток. Это огромный, разнообразный мир, в котором есть бароло и по двести евро за бутылку, и по восемь. Если мой опыт и знания помогут показать уникальность нашей земли и вин, то, конечно, я готов работать в консорциуме. В год производится около 9-10 млн бутылок бароло, из них 500 000 — высочайшего качества. Что такое 500 тысяч бутылок для целого мира? Ничто, практически ноль. Мы, производители бароло, все до одного — альтернативный вариант.
Мне просто повезло, что у меня такое наследие из виноградников. Значит, я в ответе за тех, кому повезло меньше. Если существуют только семьи Гайя, Вьетти, Джакоза, Воэрцио, то мы никто. А когда с нами 50-60 производителей, которые работают на высочайшем уровне, это уже серьёзно. Наш долг — помочь другим вырасти. Использовать наши выходы на рынок, дать возможность узнать других производителей. Лидер никогда не ведёт себя как диктатор. Лидером он становится, когда растит других.
Кастильоне-Фаллетто: в родной деревне Луки Куррадо живет меньше 700 человек
Бароло Крю Многие виноделы отталкиваются от своих мировозренческих позиций. Одни делают вино, исходя из своих убеждений, консервативных или модернистских, другие доверяют стиль энологу-консультанту. Мне кажется эгоцентричным и глупым навязывать личный стиль виноградникам с такой историей. Когда я превращусь в пыль, никто не вспомнит обо мне, но Рокке, Канубби, Брунате, Лаццарито останутся тут навеки. Я всегда старался не быть эгоистом, давал вину возможность стать таким, каким оно хочет. И никогда не воспринимал виноделие как соревнование». Еще десять лет назад бароло было только современным — 200 % барриков, — а мы продолжали делать классику. Потом мода сменилась, все стали традиционалистами и заговорили о терруаре. Но мы не флюгер, чтобы вертеться при малейшем ветре. Лучшие из вин, которые выходят сейчас, будут выпиты в следующие 20–30 лет. Я понятия не имею, какая тогда будет мода. Если бы знал, то предсказывал бы будущее, а не делал вино. Лучше всего следовать традиции и верить земле. В Бароло винодел должен вести себя как портной. Он «обшивает» по меркам, росту, обхвату. Нельзя применять один и тот же метод винификации или выдержки к разным крю, разным урожаям. В каждом из них нужно сохранить личность. Каждый виноградник — как человек. Рокке похож на швейцарские часы. У него всё внутри сложно. Сначала очень сложно делать, потом сложно понять и принять. Пока Barolo Rocche молодое, кажется, что это простое вино, но с возрастом оно становится экстраординарным. Barolo Lazzarito — элегантное и мощное, похожее на североронские вина — в нём много минеральности и в то же время специй и перца. Совершенно невероятное и неповторимое. А Brunate — словно прекрасная женщина, на которую обращаешь внимание из-за пышного бюста, а потом вдруг с удивлением обнаруживаешь в её голове недюжинный ум. Бароло может не нравиться. Оно сложное, тяжёлое для понимания, оно не для всех, и я говорю это не как сноб, я говорю с сожалением. Великие бургундские тоже не для всех. Проще пить бордо, Margaux или Lafite, это великие вина, но им не хватает трёхмерности. В отличие от них хорошо сделанные неббиоло, санджовезе, пино нуар — больше пища для мозга, чем для тела. Они заставляют сомневаться. С ними сложно, это всегда история путешествия и преодоления.
__
Коммуна Ла Морра (La Morra)
1 Fossati
2 Rocche dell’ Annunziata
Коммуна Бароло (Barolo)
3 Bricco delle Viole
4 Brunate
5 Le Coste
6 Liste
Коммуна Серралунга д’Альба (Serralunga d’Alba)
7 Lazzarito
8 Lazzariasco
Коммуна Кастильоне-Фаллетто (Castiglione Falletto)
9 Brico Boschis
10Bricсo Fiasco
11 Rocche
12 Villero
Округ Монфорте д’Альба (Monforte d’Alba)
13 Bussia
14 Ginestra
Округ Новелло (Novello)
15 Ravera di Novello
Барбера и арнеис Когда мы возродили барберу, мы не выдумали ничего нового, мы просто хорошо знаем историю. В XIX веке, кроме сухого «классического» бароло, по моде того времени делали «состаренное», креплёное бароло, похожее на мадеру или порто. И оно плохо сочеталось с едой, что понятно. Я пробовал урожаи 1905 и 1908 годов, там 17 % алкоголя. Бароло кинато — с добавлением трав — тоже было распространено. Но за едой царила барбера, которая всегда была в достатке у пьемонтцев, пока неббиоло её не вытеснил. В 1960-х бароло стало первым известным в мире пьемонтским вином, и все виноделы тут же бросились использовать землю, занятую другими сортами, под неббиоло. В итоге дольчетто и барбера были выброшены за зону Бароло или же им досталась не самая лучшая земля. Качество и значимость барберы сразу упали. Мы сделали наоборот. Пожертвовали виноградниками для бароло, чтобы высадить барберу, нашли ей оптимальную экспозицию. В 1960-е отец решил делать белое, но был категорически против шардоне, ему было нужно настоящее пьемонтское белое и он вспомнил об арнеисе. К тому времени это был почти полностью исчезнувший сорт. Отдельные лозы изредка встречались внутри виноградников неббиоло. В 1967-м отец чудом, с превеликими ухищрениями, собрал достаточно гроздей арнеиса для пробной винификации, через год высадил первый виноградник, из которого потом Аграрный университет Турина взял клоны на восстановление вида. Весь нынешний арнеис — это «потомки» того первого виноградника.
Зайцы и Штайнер В 1980-е годы появился технологический экстремизм, когда казалось, что вино нужно обязательно делать с энологами, добиваясь какого-то особенного аромата, что можно сделать невероятное при помощи машин или прочих изобретений. А потом все стали возвращаться к простоте. Крестьяне всегда были биодинамистами, ведь проще использовать серу и компост, чем покупать дорогие синтетические удобрения. И мы всегда были во многом биодинамическим хозяйством, нам это стоило дешевле. Я верю только в то, что даёт результат: стричь траву, подрезать виноградники, бутилировать, например, на уходящей луне. Я не использую химию, в первую очередь, ради себя и тех людей, которые тут живут, ради тех, кто будет жить поколения спустя, ради зайцев и кабанов, которые бродят по полям. Но я не устраиваю макабрические пляски с амулетами и рогом мёртвого быка, не помешиваю компост только в новолуние и только по часовой стрелке — как его ни мешай, компост останется компостом. У тех, кто действительно работает с землей, обычно не остается времени на размышления о концепции Штайнера. Да, несомненно, существуют фазы Луны и геотропизм, об этом надо помнить. С другой стороны — если нужно работать с виноградником и немедленно, то ждать подходящую фазу просто некогда. Единственное мое суеверие — в погребе нет стальных чанов с номерами 13 и 17.
Виллеро и этикетки Этикетки — это семейное. Они неизменны уже четыре десятилетия и меняются только у Villero Riservo, которое выходит только в лучшие годы. За сорок лет мы делали их восемь раз, каждый раз с новым художником. Сейчас совместно с Оливьеро Тоскани готовим девятую для урожая 2006 года. В 2006 году урожай был невероятного качества, готовый дать плотное, сложное вино, и у выходящего сейчас в продажу Barolo Villero огромный коллекционный потенциал. Мы советуем не пить его раньше, чем через 10–15 лет (например, Villero 1997 до сих пор кажется молодым). Думаю, главное отличие Villero 2006 от предыдущих восьми урожаев — это идеальное, в сверхклассическом понимании, «прочтение» сущности бароло. Там нет времени, нет моды — нет ничего лишнего. Мои родители всегда интересовались живописью, у них было много друзей из артистической тусовки. В начале 1970-х типичная итальянская этикетка была строгой, серьёзной и обязательно с золотыми медалями. Изменить такую на цветной рисуночек — о, это был скандал, который потряс весь регион! Я был ребёнком, но очень хорошо помню то время. Vietti только начали экспортировать в Германию. В те годы домашние телефоны были только на кухне и в спальне, поэтому звонок после восьми вечера пугал весь дом — он означал, что что-то случилось. Однажды в половине десятого я проснулся от такого звонка, побежал в родительскую спальню и увидел сидящего на кровати отца, с телефонной трубкой, из которой надрывается немецкий импортёр: «Ты сошёл с ума! Что это за этикетки? Люди думают, что ты добавляешь в вино фрукты, солому и насекомых (этикетка барберы — ред.)! Они никогда не будут покупать такое!». Отец пытался объяснить, что этикетки рисовали известные художники и речь идет об искусстве, но переубедить собеседника было невозможно.
До сих пор помню эту сцену: отец сидит на кровати, по-прежнему держит в руке телефонную трубку, и спрашивает мою мать «А вдруг мы ошиблись?». А она ему говорит: «Это искусство. Сегодня его не понимают, а завтра или послезавтра поймут». Я до сих пор считаю все наши этикетки актуальными и свежими. Искусство ведь вне моды.
Статус и удовольствие Недавно вышли новые оценки Wine Advocate. Мой кузен, который работает вместе с нами и занимается финансовой частью вместе с моей женой (ему очень нравится следить за всякими оценками) сказал, что за последние пять лет не было ни одного производителя, который бы получил такой средний балл в зоне Бароло по Паркеру, Gambero Rosso и Wine Spectator. Ну правда же, получить tre bicchieri за барберу — это очень лестно. Мы слишком ориентированы на внешний рынок. Сначала был рынок США, потом вся Америка, Северная и Южная. И конечно, Европа и Россия. Мы чуть ли не первые производители в Пьемонте, появившиеся в портфеле Simple. В Италии у нас остается около 15 % вина, но некая часть, к сожалению, уходит на серый рынок и появляется потом в Гонконге, вырастая в цене в пять раз. И мы не можем ничего с этим поделать. Недавно обнаружил, что итальянские банки во главе с Monte dei Paschidi Siena запустили очередной винный индекс для тех виноделов, которые, с точки зрения банков, имеют нарастающую стоимость. Vietti находится в списке основных 50 предприятий. Меня это страшно разозлило, подобные индексы вообще по ту сторону добра и зла. Всё превратилось в чистую коммерцию, коллекционеры начали отслеживать индекс, а ты на это смотришь и не знаешь, что думать. С одной стороны, вино как инвестиция — это признание для винодела, с другой — я хочу, чтобы люди его пили, а не держали в погребе и использовали только для обмена. Я не занимаюсь банковскими депозитами. У Vietti в год выходит по 3-5 тысяч бутылок каждого крю и производство невозможно увеличить. Не водой же его разбавлять. Сколько есть, столько есть. У человека всего одна жизнь и надо уметь ею наслаждаться. Меня иногда приглашают в дома с винными коллекциями на 20-30 тысяч бутылок, а это, на мой взгляд, уже разговор о статусе, а не о вине». Однажды к нам пришел молодой человек и спросил, может ли он купить бутылку бароло определенного года. Я ответил, что его нет в продаже, на эти вина высокий спрос и они расходятся сразу после выхода. Он страшно расстроился. Сказал, что давно ищет это вино, что специально приехал за ним, потому что может позволить себе купить только одну бутылку. Что работает почтальоном и не то чтобы много зарабатывает. Я подарил ему бароло из своих запасов, потому что в моих глазах он — идеальный потребитель. Я видел много известных и богатых людей которым нравилось мое вино, но вот этот почтальон — настоящий ценитель.
С женой Еленой Пенной, партнером и свояком Марио Кордеро Виетти, сыном Марио — Лоренцо и лабрадором Омером
Самое важное У меня двое детей, младшей дочке Джулии 11 лет, сын Микеле постарше, ему 13. Продолжат ли они традицию? Не знаю. Понятия не имею, что случится, если они не захотят делать вино и решат продать предприятие. Конечно, мне будет жаль, но я же не вечен. У нас в роду около пятнадцать поколений потомственных виноделов, и я очень надеюсь, что будет хотя бы еще десять. Тот же страх испытывал мой отец, дед и прадед. Страх, что на тебе всё оборвется. Но этот страх слишком эгоцентричен. Получать наследие, которое обязывает, тоже непросто. Лично мне было очень страшно. Оказаться не на высоте — один из самых больших страхов в жизни. Иногда проще начать с нуля и выстроить империю, чем продолжать уже начатое. Я не хочу передавать детям груз подобных страхов. Пусть вырастут собой. Мне кажется важным идентифицировать своё вино с территорией. С тем единственным, что у тебя есть на самом деле. Если кому-то не нравится моя барбера или бароло, я не в обиде, в мире есть масса других вин. Есть те, кто добавляет каберне в бароло и мерло в санджовезе, ну и отлично, мир — прекрасен и разнообразен. Но я знаю, самое важное — это когда ты смотришь из окна и видишь свои единственные в мире виноградники на холмах. Других таких нет нигде. Это для меня единственная непреложная истина.